О клинском земском докторе Н.П. Петрове и не только. Ч. III

на такие эксперименты, учиться было довольно сложно, особенно по прикладным дисциплинам, поскольку для решения задач индустриализации требовались квалифицированные инженеры.

В институте Ольга Николаевна познакомилась и подружилась с замечательным человеком Владимиров Ермолаевичем Диевым. Дружба домами длилась всю жизнь.

Здесь опять нужно сделать маленькое отступление и в немногих словах поведать о Владимире Ермолаевиче. Он был парттысячником, то есть коммунистом-производственником, оторого партия послала на учебу в высшее учебное заведение. Среди парттысячников были чаще всего серые и малообразованные люди, основной деятельностью которых в институтах была общественная работа, дающая возможность восхождения по партийной или профсоюзной лестнице. Но попадались и самородки. Таким самородком был Владимир Ермолаевич. Происходил он из саратовских крестьян, в 1924 г окончил рабфак, затем Московскую горную академию. В 1933 году приехал работать на Первую торфяную опытную станцию (ТОС), которая была организована на торфяной залежи «Галицкий мох» при станции Редкино. В 1937 году в возрасте 34 лет был назначен директором Редкинского торфокомбината - первенца термохимической переработки торфа для нужд промышленности и сельского хозяйства в РСФСР. Для жителей поселка тогда появилась работа, начали строить жилье для работников завода, построили школу, детские сады, открыли магазин. Завод становится градообразующим предприятием. Ольга Николаевна студенткой проходила там практику, познакомилась с Владимиром Ермолаевичем и его женой Марией Александровной. Мария Александровна была учителем литературы, обладала удивительным даром рассказчика, но в то время уже не работала, занималась хозяйством, которое у Диевых было отнюдь не маленьким (сказывались крестьянские корни), и воспитывала четверых детей. Я ее не знала, она довольно рано умерла, но была знакома и с Владимиром Ермолаевичем (он всегда у нас останавливался, когда приезжал в Москву), и с его старшей дочерью Элеонорой Владимировной, Ларой, как ее звали дома. Владимир Ермолаевич, когда я его знала, был довольно пожилым человеком, но крепким, высоким, костистым. У него было умнейшее лицо, пронзительные глаза и совершенно очаровательная улыбка. Он бывал в Клину, приезжал довольно часто, прошел «экзамен» Николая Петровича на знание писателей в лицо. Его очень уважали и Николай Петрович, и Ольга Александровна, и сестры Петровы, и их мужья. Владимир Ермолаевич с мамой друг друга называли на «ты», но по имени-отчеству: «Владимир Ермолаевич, обедать будешь? – Нет, Ольга Николаевна, чаю налей».

В 1941 году завод был эвакуирован на Урал: что могли, вывезли, корпуса взорвали. Сам Владимир Ермолаевич отступал последним: едва его паровоз промчался по мосту через Шошу, мост взорвали. Мама рассказывала, что он приехал к ней попрощаться, мало сказать, расстроенный, «совершенно безумный», по ее словам. Что и понятно – человек вынужден был разрушить то, что создавал годами.

Еще до окончания войны завод вернулся из эвакуации, началось его восстановление.

И в войну, и после войны Владимир Ермолаевич помогал бабушке, Ольге Александровне, с отоплением: привозил дрова и торфобрикеты. Вообще, когда возникали у кого-либо вопросы, связанные со строительством или ремонтом, или просто хозяйственные, у нас говорили: «Диеву надо позвонить, он поможет». И он действительно помогал всем, если имел возможность.

После войны, в связи с исчерпанием залежей местного торфа, Министерство химической промышленности приняло решение создать на заводе научно - опытную базу по освоению новых химических процессов и наработке продуктов для народного хозяйства, космической и военной техники (завод стал называться Редкинский опытный завод). Вокруг завода вырос поселок с новыми жилыми домами, больничным комплексом, детскими садами, школами, магазинами. В должности директора Владимир Ермолаевич проработал тридцать лет. Многие помнят его до сих пор, а в 2008 году открыт памятник в сквере на центральной площади поселка Редкино .

Об этой дружбе, продлившейся десятилетия, ничем не омраченной, пережившей тяжелые времена, я не могла не рассказать.

В феврале 1939 года Ольга Николаевна защитила дипломный проект, связанный с гидравлическим способом торфодобычи. Ей был выдан диплом с отличием и присвоена квалификация горного инженера.

По распределению Ольга Николаевна начала работать в Государственном институте по разведке угольных и торфяных месторождений и проектирования предприятий местной топливной промышленности, сокращенно ГИПРОМЕСТТОП.

Квалифицированные специалисты были востребованы, отрасль была нужной промышленности: энергетика Центрального промышленного района почти полностью базировалась на торфяном топливе. Почти сразу же Ольгу Николаевну назначили ГИПом, главным инженером проектов строящихся торфяных предприятий в Центральном промышленном районе, который включал ряд областей, в том числе, Московскую, Калининскую, Ивановскую, Ярославскую, Тульскую. Работа была связана с выездами на изыскания и торфоразработки, проектированием не только предприятий, но и расчетом требуемой рабочей силы, а также строительства поселков для рабочих со всей необходимой инфраструктурой.

С началом войны все работы были прекращены, а Институт эвакуирован. Ольга Николаевна из Москвы не уезжала, хотела пойти добровольцем на фронт, но ей отказали: нужны были инженеры в тылу. Она копала окопы и траншеи, дежурила по ночам на крышах домов, где велась борьба с зажигательными бомбами, и, как и все сестры, страшно волновалась за Ольгу Александровну и Солошу, которые оставались в Клину. Временная оккупация Клина продолжалась 22 дня, и, как впоследствии выяснилось, все это время Ольга Александровна и Солоша, не желавшие участвовать в переписи населения, прятались в окрестных деревнях, в которых не было немецких комендатур.

Сразу после освобождения Клина 15 декабря 1941 года Ольга Николаевна поехала домой. Как она потом рассказывала, это было довольно долгое путешествие на попутных машинах по разбитым заснеженным дорогам. Наконец она добралась. Однако Клин все еще оставался прифронтовым городом, и для его посещения требовался специальный пропуск. У нее такого пропуска не было, и ее тут же арестовали и повезли в комендатуру, которая располагалась не где-нибудь, а в нашем доме. Вот так, под вооруженной охраной она была доставлена домой. Слава Богу, Ольга Александровна и Солоша были живы и здоровы. Кстати, во время оккупации в нашем же доме была расположена и немецкая комендатура. Дом, конечно, изрядно пограбили: съели все запасы картошки, пожгли дрова, из сундуков повытащили все шубы и тулупы. И самое удивительное. Николай Петрович при жизни собирал различные издания «Фауста» Гете, и в подлиннике, и в переводах. Возможно, он искал там какой-то скрытый смысл, остающийся неразгаданным. Все эти издания стояли в особом шкафу в кабинете. Так вот, потомки романтических германцев безжалостно разжигали печку произведением своего гения. Эту историю мне мама тоже неоднократно рассказывала.

В начале 1942 года Ольге Николаевне пришел вызов на работу из Главторфа (Главного управления торфяной промышленности,). В условиях оккупации угольных месторождений Донбасса и Московского угольного бассейна (добывался бурый уголь) торф становился стратегическим топливом, необходимым для выполнения военных заказов заводов, находящихся и в Центральном промышленном районе, и на Урале. Требовалось восстановление разрушенных предприятий. Ольга Николаевна буквально вслед за советскими войсками выезжала на торфоразработки в освобожденные районы, исследовала состояние торфяных болот, возможность подъезда к ним техники. Часто болота были заминированы, а саперы успевали разминировать только узкую тропинку, обозначенную вешками, по ней и шли специалисты, боясь оступиться. Возвращаясь в Москву, Ольга Николаевна, не медля, вместе с коллегами погружалась в работу по разработке проекта быстрейшего ввода в строй того или иного разрушенного торфопредприятия. Уже к летнему сезону 1942 года торф стали давать предприятия Московской и Калининской областей. Несмотря на тяжелейшие условия, в сезон 1942 года было добыто рекордное количество торфа, в 1943 этот рекорд был перекрыт почти на треть. В том же 1943 году многие работники торфяной промышленности были представлены к государственным наградам. Ольга Николаевна была награждена медалью «За трудовое отличие». В 1944 году восстановление торфопредприятий продолжилось в Смоленской области. Наряду с восстановлением осуществлялась модернизация предприятий: повсеместно внедрялся полностью механизированный фрезерный метод торфодобычи, кроме того налаживался выпуск торфобрикетов. Ольга Николаевна привлекалась к работе практически во всех этих проектах.

В стенах ГИПРОМЕСТТОПа состоялась судьбоносная встреча Ольги Николаевны с моим папой, Борисом Ильичем Штейнбергом. Это было уже после войны. В войну Борис Ильич, химик-технолог по образованию, выпускник Менделеевского института в Москве, служил в химических войсках (у нас до сих пор хранится его офицерский ремень). В институте занимался вопросами применения торфа в химической промышленности и проектированием соответствующих предприятий. Это был широко образованный, необыкновенно эрудированный человек, веселый, остроумный, добрый, чрезвычайно обаятельный, причем каким-то мальчишеским обаянием. К сожалению, все о чем только что написала, знаю по отзывам родственников, в том числе, мамы и теток, а также его коллег. Он умер очень рано, в пятьдесят лет, когда мне было всего шесть. У меня сохранились мои впечатления от общения с ним, помню наши воскресные прогулки на бульваре, помню, что я его очень любила, всегда ждала, когда он придет с работы. И до сих пор мне часто до слез жаль, что он не увидел меня взрослой, вполне, как мне думается, достойной его, не узнал, как я состоялась в жизни. В какой-то степени его мне заменил его младший брат, Рафаил Ильич, который много сделал для моего личностного формирования. О нем тоже стоит сказать несколько слов.

Рафаил Ильич свою профессиональную карьеру начинал как пианист, он закончил Гнесинское училище, учился на одном курсе с композитором Тихоном Николаевичем Хренниковым, с которым был очень дружен и с которым часто ходил на подработки. Все складывалось очень неплохо: Рафаил Ильич блестяще играл Рахманинова и Шопена, педагоги им были довольно, и все сулило будущность успешного исполнителя. Но произошло, казалось бы, совсем не значительное событие, которое, однако, перевернуло всю его жизнь: на улице его укусила собака. Начали вводить вакцину, как положено, по схеме, и после последнего укола у него отказали ноги. Конечно, спустя какое-то время он научился ходить, но всегда волочил ноги, в общем, на карьере исполнителя можно было поставить крест. Пианист, танцор, конькобежец – все в одночасье закончилось, но он сумел победить эту несправедливость судьбы, круто изменив жизнь. Поступил и успешно закончил физфак МГУ, в 1938 году начал работу в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт им. профессора Н.Е. Жуковского), в группе генерального конструктора А.Н. Туполева. Рафаил Ильич считается одним из создателей советской военной авиации. Еще один штрих: уже будучи студентом МГУ, Рафаил Ильич участвовал в 1933 году в Первом Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей и стал его дипломантом. Характер! Он много сделал для моего образования и, вообще, для того, чтобы я состоялась как личность, был мне большой поддержкой во взрослой жизни. Его скоропостижная смерть в 1979 году стала для меня большим ударом.

Итак, в 1958 году Ольга Николаевна овдовела. Она продолжала работать в системе торфяной промышленности, правда, уже в другом институте, «Гипроторфразведке». И хотя много работала, посвящала достаточно времени моему воспитанию и образованию. Меня водили на музыку и фигурное катание, практически каждую недели мы ходили с ней в театр, часто ходили в кино. Она держала меня в строгости, следила за успеваемостью в школе, впрочем, училась я и без контроля хорошо, а летом на даче мне давались уроки по прополке грядок, не выполнив которые, разрешения гулять я не получала. Выполнение некоторой работы по дому тоже входило в мои обязанности.

К середине 1960-х годов производство торфа начало утрачивать свои позиции. Происходило это и из-за выработки болот, и из-за того, что предприятия переходили на более эффективные виды топлива. Работа уже не приносила такого удовлетворения, и сразу по достижении соответствующего возраста Ольга Николаевна вышла на пенсию. На пенсии она оставалась чрезвычайно активным человеком, не изменяла своему ритму жизни, входила в правление нашего садового товарищества, ходила в театры, следила за модой. Когда появился внук, много времени уделяла его воспитанию, стала для него настоящим другом. Ее страстью стало цветоводство, и оно занимало ее всегда, независимо от времени года.

Несмотря на естественные в пожилом возрасте недомогания, Ольга Николаевна практически до конца не утрачивала своего фамильного характера, старалась придерживаться привычного темпа жизни, о своем здоровье мало распространялась, хотя в последний год жизни сильно страдала и уходила тяжело. Она прожила полных 86 лет, ее не стало в 1999 году.

На этом я заканчиваю мои записки о семье доктора Петрова, его дочерях, их близких и друзьях. В этом множестве личностей смешались выходцы из купечества и городского мещанства, дворянства и духовенства, крестьянства и интеллигенции. Все они пережили крах Империи, революцию и гражданскую войну и вызванные ими голод и разруху. Они начинали строительство новой жизни, приняв новые реалии, не помышляя покинуть свое отечество. Они познали ужас репрессий 30-х и 50-х годов, в которых сгинули их родные и друзья. Им выпало испытание самой кровопролитной в истории человечества войной, которой они противопоставили ратный и мирный труд на пределе человеческих возможностей и которая забрала жизни их родных (я не писала о погибших на войне просто потому, что их не знала, и плохо помню мамины о них рассказы). И снова надо было налаживать разрушенное войной хозяйство, восстанавливать предприятия, развивать науку, и снова они выполняли свой долг, каждый на своем месте, отдаваясь с энтузиазмом порученному делу. Почти все окончили свой земной путь в стране, к процветанию которой были сопричастны. И лишь двум сестрам из всех, о ком писала, Анне и Ольге Николаевнам, выпала тяжелая участь пережить распад Советского Союза, а затем и гибель всей социалистической цивилизации, в общем деле становления и развития которой был и их вклад.